Долги по полочкам или личные бюджеты героев «Анны Карениной»

Немного упрощая экономические теории, можно сказать, что вы богатеете, если ваши доходы больше расходов. И наоборот, беднеете, если расходы больше доходов. Разница между доходами и расходами — это профицит или дефицит личного бюджета. Когда у человека или семьи бюджет положительный, профицитный, накапливаются сбережения. Их можно со временем потратить на покупки, которые раньше были недоступны. А еще сбережения можно вложить, чтобы они приносили доход. И если вложения были удачными, за несколько лет они могут стать существенным источником дохода.

Если же бюджет сводится с дефицитом, все будет наоборот. Сбережения придется потратить, проесть. Вместо выгодных вложений, которые приносят доход, — делать займы и платить по ним проценты. Вместо покупки новых вещей — распродавать имущество, как продает лес Степан Аркадьевич Облонский в романе у Толстого. Процесс может затянуться надолго, но если не избавиться от дефицита, он обязательно приведет к банкротству или крайней нищете.

Чтобы устранить дефицит, надо сократить расходы или увеличить доходы. А для этого важно понимать, что в вашем хозяйстве делается неправильно. Может быть, кто-то в вашей семье мог бы зарабатывать больше? Может быть, какое-то имущество используется неразумно и невыгодно? Или по каким-то расходным статьям тратится слишком много? Обо всем этом время от времени надо думать и при необходимости корректировать свое финансовое поведение, как это делают некоторые персонажи «Анны Карениной», хотя далеко не все и не всегда успешно.

Хуже всех с личным бюджетом управляется Степан Облонский, Стива. «У детей Рябинина будут средства к жизни и образованию, а у твоих, пожалуй, не будет!» — говорит ему Левин, персонаж, часто выражающий мысли самого Льва Толстого. Поводом к этой резкой фразе послужила известная сцена продажи леса. Стива продал очень дорогое имущество, не вникнув толком в суть дела, не оценив запаса древесины в своем лесу. «Есть что-то мизерное в этом считанье», — такими словами он оправдывает свой образ действий. Нерасчетливость, нежелание задуматься — вот чем всегда определяются его отношения с деньгами.

Стива отлично разбирается в дорогих ресторанах и увеселениях, а его жена и дети в деревне сидят под протекающей крышей, без молока и масла, без кур и яиц. У них нет ни шкафов для одежды, ни гладильной доски. Некому убирать в доме, негде мыться, не на чем добраться, и даже для прогулок нет места, «потому что скотина входила в сад через сломанный забор». И не то чтобы Степан Аркадьевич не позаботился о своей семье — нет, он распорядился «обо всем, по его понятию, нужном»: повесить гардины, на мебели заменить обивку, сад расчистить, у пруда сделать мостик и посадить цветы. Просто он готов делать и обдумывать лишь то, что приятно в данный момент, а от остального прячет голову в песок.

Например, Облонский любит давать обеды. Случайно встретив в Москве Каренина, он внезапно решает устроить для него прием с десятком гостей. После чего сам едет заказывать для обеда окуней и спаржу, имея в виду также ростбиф, суп «Мари-Луиз», пирожки, сыры. На самом обеде Стива «к ужасу своему» замечает, что портвейн и херес взяты от Депре, а не от Леве, и тотчас распоряжается купить их еще и у Леве. Это совершенно детское поведение: хочется — значит буду!

Конечно, такая спонтанность по-своему хороша: она неотделима от живости, непосредственности, естественности и обаяния. И Стива, который в придачу ко всему этому добродушен и неглуп, неслучайно становится всеобщим любимцем, ему все прощается. Но если, например, у Алексея Каренина этой спонтанности слишком мало, то у Стивы — слишком много. И кошелек тут служит отличным индикатором: если он часто пустует, значит, надо включать холодный рассудок. А у Степана Аркадьевича денег нет никогда.

Что же делает Облонский, когда все-таки приходится заняться чем-то неприятным? Во-первых, он старается отложить такие дела насколько возможно, а во-вторых — вложить в них как можно меньше сил. Если продавать лес, то не считать в нем деревья и общаться только с одним купцом. Если искать выгодную должность, то так, чтобы не учиться ничему новому и сложному и не задумываться, чем будешь полезен для тех, кого просишь о помощи. Если занимать, то не думать, за счет чего потом возвращать. А еще лучше спихивать свои задачи на других, например на жену, которую Стива вынуждает договариваться с продавцами детской одежды, чтобы они отпустили товар в долг.

Терпения при этом у него совсем мало. Пережив минимальное напряжение, Стива сразу ищет, как расслабиться, успокоиться. И ради этого цепляется за что угодно, даже за иллюзии. Отличным утешением послужила для него беседа с петербургским чиновником Бартнянским, который погряз в долгах, как и большинство его знакомых. Долги Степана Аркадьевича — двадцать тысяч, а у Бартнянского — «полтора миллиона и ничего нет». У других сановников то же самое. Один имеет «триста тысяч долгу и ни копейки за душой». Другой «прожил пять миллионов и жил все точно так же и даже заведовал финансами и получал двадцать тысяч жалованья».

Бартнянский смеется над долгом Стивы и называет его счастливым человеком. И тот действительно рад. Ему не приходит в голову спросить: а на что же вы все рассчитываете? Следуете правилу «после нас хоть потоп»? Надеетесь украсть из казны? Выпросить у царя? Готовы идти в тюрьму или при случае застрелиться? Облонский не думает о том, может ли он и хочет ли иметь такую же судьбу.

Неудивительно, что лес в итоге продается за половину реальной цены, а получение должности затягивается, да еще приходится краснеть и унижаться. Насмехаются над ним и железнодорожный магнат Болгаринов, и Бартнянский, и «ясновидящий» француз Ландо из новых друзей Алексея Каренина. Даже заняв желаемое место, даже в два с лишним раза увеличив свой доход, Стива все равно не имеет собственных денег. В конце романа мы видим, что он, походя бросая пятирублевку «на освобождение славян», вынужден фактически попрошайничать, каяться и умолять Долли, чтобы она вслед за лесом продала свое имение. А ее терпение, как мы понимаем, уже близко к концу: Толстой говорит, что она ненавидит и презирает мужа, думает о разводе и уже не согласна подписывать все расходные документы, о которых он просит.

Будущее дома Облонских мрачно. Долли, размышляя о предстоящей судьбе своей семьи, приходит к выводу, что их со Стивой дети вырастут несчастными, дурно воспитанными и нищими.

В романе Толстого Алексей Вронский — неоднозначный персонаж, он терпит несколько жестоких неудач в человеческом плане. Но как ведет этот персонаж свои финансовые дела? Мы увидим, что у Вронского можно кое-чему научиться.

Вронский и его старший брат Александр унаследовали от отца огромные поместья. Они приносят двести тысяч рублей в год. Толстой сообщает, что «в то время как старший брат женился, имея кучу долгов, на княжне Варе Чирковой, дочери декабриста, безо всякого состояния, Алексей уступил старшему брату весь доход с имений отца, выговорив себе только двадцать пять тысяч в год». Это был очень щедрый подарок. Мать Вронских, видимо, чтобы частично возместить младшему сыну его жертву, стала ежегодно давать ему еще двадцать тысяч из своих доходов. Таким образом, всего он получал в год сорок пять тысяч и выработал привычку тратить ровно эту сумму.

«Вронский, несмотря на свою легкомысленную с виду светскую жизнь, был человек, ненавидевший беспорядок, — пишет Толстой. — Еще смолоду, бывши в корпусе, он испытал унижение отказа, когда он, запутавшись, попросил взаймы денег, и с тех пор он ни разу не ставил себя в такое положение». Чтобы впредь никакой путаницы не возникало, примерно пять раз в год он «уединялся и приводил в ясность все свои дела». В романе подробно описан один такой случай.

Первый разряд — те, что нужно заплатить немедленно. Второй — менее важные долги, по которым срочно требуется внести лишь часть суммы. Третий — долги, «о которых нечего думать». В первую группу у Вронского попадают четыре тысячи, во вторую — восемь (из которых две надо заплатить срочно), в третью — около пяти тысяч. А доступных средств у него только одна тысяча восемьсот рублей.

Затруднение в данном случае возникло из-за того, что Вронский привык жить на сорок пять тысяч в год, но его мать-графиня, недовольная тем, что их роман с Карениной зашел слишком далеко, в этот раз не выдала обычные двадцать тысяч. Годовой доход Вронского сократился почти в два раза. Регулярные проверки дел нужны именно затем, чтобы вовремя замечать такие осложнения и принимать меры.

Осознав положение, Вронский «без минуты колебания» решает занять десять тысяч у ростовщика, урезать расходы и продать скаковых лошадей. Он совершенно точно не будет жалеть об этом решении, потому что оно основано на ясных приоритетах. Действительно, для него это лучше, чем взять назад деньги, отданные брату, или просить у матери, которая требует бросить Анну. Конечно, заем у ростовщика означает, что в будущем предстоит еще платить проценты, но за счет урезания расходов и продажи лошадей это можно поправить.

Толстой берет критический тон, когда говорит, что Вронский считал важным уплатить долг карточному шулеру (который попал в первый разряд) и не думал всерьез о долгах перед магазинами, гостиницей и портным (третий разряд). Но эта критика относится скорее к нормам общества, где живет Вронский, а не к нему лично. А сам персонаж в данном случае вполне практичен и рационален. Реальность такова, что, задержав платежи магазинам, он ничего не теряет, а проявив щепетильность, ничего не выигрывает. А при уплате карточного долга он некоторый нематериальный выигрыш все-таки получит, потому что произведет на кого-то желаемое впечатление. В целом, если сравнить поведение Вронского с нормами, принятыми в его кругу, всякий раз, когда он от них отклоняется, это скорее выглядит симпатично.

Это чувствуется и в его манере вести сельское хозяйство. Покупки или постройки он делает, «только когда выписываемое или устраиваемое было самое новое, в России еще неизвестное, могущее возбудить удивление». Он хочет «иметь самое лучшее за свои деньги», но, вероятно, здесь речь идет не о деловой конкурентоспособности, а скорее о желании выглядеть передовым хозяином в глазах окружающих.

Интересно задуматься, как жил бы Вронский, если бы его характер формировался не в великосветско-гвардейской среде, где требовалась демонстративная расточительность, а, например, в кругу деловых людей. Возможно, там он не просто избегал бы долгов, а проявил бы настоящую бережливость и изобретательность в поиске доходов, заработав в итоге крупное состояние.

Ведь отдалившись от света, в качестве помещика, он вел дела «прекрасно» и «не расстроил, а увеличил свое состояние», несмотря на огромные деньги, затраченные на машины, больницу и швейцарских коров. Толстой не скупится на комплименты: на деловых переговорах «Вронский был крепок, как кремень, и умел выдерживать цену». Он «держался самых простых, нерискованных приемов и был в высшей степени бережлив и расчетлив на хозяйственные мелочи». Он «доходил до всех подробностей» и «решался на большой расход только тогда, когда были лишние деньги».

Но и в этой идиллии не все гладко. Очевидно, Вронский должен был столкнуться с теми же деревенскими проблемами, что и другие помещики. Крестьяне не могут доверять «барину» и враждебны ко всему новому до такой степени, что готовы нарочно ломать технику и губить продуктивный импортный скот. Именно поэтому более опытные сельские хозяева, включая Левина, скептично смотрят на опыты Вронского и других новаторов: «это до сих пор, кроме как капитал убить, ни к чему не ведет».

Да и занялся Вронский своим хозяйством по большому счету случайно. Вряд ли ему пришло бы это в голову, если бы была возможность жить с Анной в свете или за границей. В деревне, как мы узнаем из описания земских выборов, «ему было скучно». А после смерти Карениной, в отчаянии, он забывает о своих хозяйственных заботах и отправляется добровольцем на войну с турками. И в этом он совсем не похож на Левина, который действительно любит свою деревню. Вронский же то сближается с обществом, то отдаляется, то затрудняет себе жизнь, то упрощает ее, чаще лишь реагируя на внешние изменения и вызовы, а не ставя самостоятельно серьезные цели.

Левин — во многом второе «я» автора, и его отношение к деньгам, скорее всего, такое же, как у самого Толстого. Как и Вронский, он следует в жизни определенной системе ценностей, и его личный бюджет намеренно превращен в инструмент, который служит этим ценностям. В романе даже прямыми словами сказано, какая из этих ценностей для Левина самая важная: «Жить семье так, как привыкли жить отцы и деды, то есть в тех же условиях образования и в тех же воспитывать детей». А для этого нужно «вести хозяйственную машину в Покровском так, чтобы были доходы» и «держать родовую землю в таком положении, чтобы сын, получив ее в наследство, сказал так же спасибо отцу, как Левин говорил спасибо деду за все то, что он настроил и насадил».

Если Вронский подражает образцам, принятым в свете и в гвардии, то Левин — своему отцу и деду. Надо признать, что у Левина задача сложнее. Его отец и дед жили в других условиях — при крепостном праве и жестоком режиме Николая I. Константин живет в эпоху реформ, железных дорог и либерального свободомыслия. И возможности, и угрозы в этом новом мире совсем не те, что были знакомы прежним поколениям.

От какой-то части отцовского и дедовского наследия он вынужден отказаться. Что же признать главным и сохранить, а что отбросить как второстепенное? Это сложная аналитическая задача, которая заставляет Левина перечитывать философские сочинения — от Платона до Шопенгауэра. Но формально-логичные, не подкрепленные интуицией ответы, которые он там находит, кажутся «кисейною, негреющею одеждой». В итоге Левин останавливается на смутной, не особо конкретной, зато психологически комфортной «мужицкой» формуле: жить «для души, по правде, по-божью».

Левин, по-видимому, считает, что для этого он должен иметь хорошую репутацию в глазах местных крестьян и не позволять, чтобы они опускались и разорялись. Поэтому он не хочет использовать манипулятивные приемы, связанные с кредитованием крестьян под высокий процент и принуждением их впоследствии к отработке долга. Кроме того, он считает правильным уничтожить «постоялый двор и питейный», хотя они приносят доход. Мужику Петру он дает льготный заем, чтобы тот избавился от необходимости платить ростовщику десять процентов в месяц, а «старым, ни на что не нужным дворовым» платит пособие. Никакого общего правила за этими мерами не стоит: Левин просто «твердо знал», что так надо делать, и «избегал разговоров и мыслей об этом».

Отказавшись от чисто экономического критерия эффективности, Левин чувствует непрактичность своих действий. «Я всегда чувствую, что нет настоящего расчета в моем хозяйстве», — говорит он. Он не занимается предпринимательством, а выполняет «обязанность». И сравнивает управление поместьем с древнеримским языческим ритуалом: «Так мы без расчета и живем, точно приставлены мы, как весталки древние, блюсти огонь какой-то».

С другой стороны, зачастую он действует жестко: строго спрашивает за порубку лесов, не прощает недоимки по оброку и прогулы, даже если человек ушел домой, потому что у него умер отец. В бескормицу Левин продает крестьянам солому, переступая через жалость к ним, и старается нанимать рабочую силу как можно дешевле. Нам трудно удержаться от попыток найти во всем этом какую-то систему, однако Толстой прямо говорит, что размышления здесь бессмысленны и вредны. «Рассуждения приводили его в сомнения и мешали ему видеть, что должно и что не должно. Когда же он не думал, а жил, он не переставая чувствовал в душе своей присутствие непогрешимого судьи, решившего, который из двух возможных поступков лучше».

Бездумные действия «на автопилоте» в чем-то даже сближают Левина со Стивой. Это видно по его образу жизни в Москве. Здесь автор прямо сравнивает своего любимого героя с пьяницей: «первая рюмка — колóм, вторая — соколóм, а после третьей — мелкими пташечками». Первая рюмка — это размен первой сторублевой купюры на покупку ливрей лакею и швейцару. Левину эти ливреи вовсе не нужны, и он помнит, что за эти деньги мог бы нанять себе в хозяйство двух работников на все лето. Однако его жена и теща сильно удивляются намеку, что без ливрей можно обойтись, — и Левин «плывет». Дальше, покупая провизию к обеду, он еще помнит, что «двадцать восемь рублей — это девять четвертей овса», но эти расходы делает уже без сомнений. В итоге сторублевки разлетаются от него вообще уже без размышлений, «мелкими пташечками».

Все это имело серьезные последствия. В Москве Левин стал не только небрежен в расходах, но и стал упускать доходы. Раньше он говорил, что хлеб нельзя продавать ниже известной цены, а теперь отдал рожь «на четверть дешевле, чем за нее давали месяц тому назад». Затем он отказался от правила не влезать в долги и заботился лишь о том, чтобы иметь деньги на текущие расходы. Но и на этом уровне долго удержаться не удалось: деньги в банке кончились, «и он не знал хорошенько, откуда взять их». Когда уже даже Кити начинает из-за этого переживать, Левин отмахивается и едет гулять: сначала к другу-профессору, потом в ученое общество, к свояченице, на концерт, в клуб и в завершение к Анне Карениной. В итоге Кити устраивает ему сцену, и тут Константин Дмитриевич признает, что «живя так долго в Москве, за одними разговорами, едой и питьем, он ошалел».

Однако Левины помнят, что в Москве они лишь до тех пор, когда родится ребенок. При первой возможности они возвращаются в деревню и там снова становятся на более твердую почву. Левин, при всей своей склонности действовать бессистемно и на ощупь, при его странной вере в бесполезность медицины, школ и железных дорог, все же не лишен здравомыслия. Живя в деревне, он не выдает желаемое за действительное и не пытается спрятаться от неприятных фактов. Он знает рентабельность своего хозяйства — «процентов пять». Он постоянно экспериментирует, пробуя новые приемы хозяйства. В Покровском испытываются и машины, и плуги, и иностранные породы скота, и разные формы партнерства между землевладельцем и работниками. Если какая-то мера приносит неудачу, Левин признает это и пробует что-то другое. В отличие от Вронского Левин верит в практический смысл своих поисков, проб и ошибок, а не просто надеется покупкой самого дорогого, передового, заграничного разом решить все проблемы.

Вероятно, пять процентов, которые ему приносит имение, можно было бы получать проще, если все продать и купить ценные бумаги (пятипроцентные билеты). Но если цель не в заработке, а в том, чтобы передать сыну родовую землю в хорошем состоянии, то Левин прав. Свои шансы, как и вообще дворянские, он оценивает трезво, без розовых очков: увеличить состояние маловероятно, «дай бог нам свое удержать и детям оставить». Можно думать, что эта осторожность сама по себе вселяет некоторые надежды. И если считать прототипом Левина самого Льва Толстого, можно вспомнить, что граф свои земли удержал до конца жизни и успешно передал детям.

Заключение

Итак, мы рассмотрели, как три персонажа «Анны Карениной» строят свои личные бюджеты и сводят доходы с расходами. Облонский относится к этой стороне жизни совершенно пренебрежительно и бездумно. Вронский и Левин, напротив, стараются жить по средствам, и каждый из них имеет для этого свои веские причины. Вронский боится унижений, которые могут возникнуть, если он будет просить у кого-то деньги или откажется от своих щедрых обещаний, данных брату и другим людям. Левин мечтает, чтобы его дети вели такую же жизнь в родовом поместье, как он сам и его предки. Облонский ценит только настоящее, только минутные удовольствия. Будущее своей семьи он пускает под откос, правда, не сознательно, а зажмурив глаза, чтобы не видеть ничего неприятного. Поэтому деньги он тратит без меры, без мысли и без расчета. О доходах Стива думает лишь в самых крайних случаях, да и то поверхностно и недолго. Своим финансовым поведением он напоминает капризного ребенка, и мы понимаем, что из трясины долгов и дефицита так не выбраться. Денежные дела Облонского — это прямой и быстрый путь к жизненной драме, где пострадает не только он, но и вся его семья.

Вронский почти всегда держит в голове какой-то образ желательного будущего. При этом он здраво и реалистично сознает, что никаких целей нельзя достичь без финансовой дисциплины и ограничений в настоящем. Он четко различает важное и неважное и всегда готов пожертвовать менее важным, если приходится выбирать. Даже карьерой, светской жизнью и скаковыми лошадями. И уж тем более бытовым комфортом и развлечениями, от которых так зависим Стива. Другое дело, что приоритеты Вронского постоянно меняются, и чаще всего из-за внешнего влияния. Например, Левин занимается «скотиной и мужиками» как в начале романа, так и в конце. Вронский за это время успел побыть карьерным офицером, художником, аграрным магнатом и закончил добровольцем на Балканах. Все свои занятия он бросает или как-то провоцирует их неудачу. Таким образом, грамотное управление финансами приносит эффект, если оно связано с ясной жизненной стратегией.

Левин в своих жизненных целях постоянен. Он понимает, что его расходы должны соизмеряться с доходами, а хозяйство должно быть прибыльным. Он стремится всегда четко понимать свое финансовое положение. Левин много думает как о доходах, так и о расходах. Он любит наблюдать и ставить опыты, чтобы понять, какие средства эффективнее могут улучшить бюджет. Но и его подход к делам имеет недостатки. Его цели не всегда ясно определены. Зачастую, вместо того чтобы подумать о чем-то, Левин надеется на внутреннее озарение, которое сделает все очевидным. Он контролирует свои финансы, только пока живет в привычной среде, в своем имении. Чтобы не превратиться во второго Стиву, он должен буквально убегать из Москвы в деревню, «пока не затянуло». Но так ли уж привычна и безопасна стремительно меняющаяся пореформенная деревня?

В «Анне Карениной» Лев Толстой не стремился сосредоточиться на разборе денежных вопросов. Возможно, именно поэтому их описание получилось непредвзятым и многосторонним. Перечитывая роман, мы находим новую пищу для ума и глубже понимаем, как деньги могут служить нашим жизненным целям.